Джек ответил, что писем писать не любит, поэтому ничего и не написал. Считает, что сделал ошибку.
— Так общее дело вести нельзя! — вставил Маршев. — Раз связался с нами, должен информировать.
Джек пообещал в будущем писать аккуратно и продолжал свой рассказ. Вкратце сообщил, как работал зимой в мастерских совхоза и как с помощью Николки получил оттуда трактор на две недели. За это время надо поднять всю целину, а также запахать кацауровские поля. Работать придется и ночью, при кострах. Завтра же надо съездить на станцию за плугом и керосином. Если лошади не идут по целине, пару можно продать, благо цены весной стоят хорошие. Этих денег с лихвой хватит и на керосин, и на смазку для трактора, и на оплату за провоз семян, которые отпущены в городе. Остальных лошадей надо променять хоть на четверку хороших, он еще осенью об этом думал. Теперь после неудачи с пахотой коммунары должны его в этом деле поддержать.
Здесь Бутылкин, а за ним и некоторые другие члены коммуны, начали возражать, что нельзя действовать так поспешно, — жалко со старыми лошадьми расставаться. Но Джек ответил с запальчивостью, что только так и можно работать. Если каждый будет жалеть свою паршивую лошадь и курицу, то мечтать о хорошем хозяйстве нечего. Большинство голосов постановили вопрос о лошадях пока отложить.
Посыпались замечания. Непонятно было, как на тракторе пахать день и ночь. Оно, конечно, трактор — машина и не устает, но ведь люди-то с работой незнакомы. Тут Капралов вмешался, сказал, что лично он с трактором справится: ему во время военной службы приходилось ездить на танках.
— Остальных научим, — сказал Джек. — Надо, чтоб четыре тракториста было. Каждый будет по шести часов пахать. А на лошадях пусть пары поднимают.
Маршев сказал:
— Я хочу на тракторе.
— Ладно, — ответил Джек. — Так четверку и составим: ты, Николка, Капралов и я. Еще пару женщин обучим. Ведь на тракторе пахать не за плугом ходить. Силы не требуется.
Поговорили и о Кацауровке. Хотя ребята с собой бумаги на имение не привезли, им было обещано в городе, что Кацауровка отойдет к коммуне.
— На этих днях коров туда переведем для верности, — сказал Джек. — И работниц перебросим. Кормить скот будем силосом.
— Ведь у нас потелились коровы-то, — сказал Дмитрий Чурасов и улыбнулся. — Теперь в стаде шесть телят уж лишних.
— И телят в Кацауровку переведем, — заявил Джек. — В Кацауровке и гряды заложим под Вирджинию. Если руки свободные останутся, начнем дом разбирать адмиральский послезавтра. Я и веревку привез специальную, чтоб колонны валить. В ней двадцать метров.
Джек пошел к трактору и принес веревку.
Тут уж ребята смеяться начали. Бутылкин закричал:
— Ты, Жек, опять про свое. Я уж думал, что ты за зиму про дом-то забыл. Уж больно за дело сердито берешься. Нешто могут быть весной свободные руки?
— Да ведь за нас трактор работать будет, — разъяснил Джек. — И коровы в одном помещении меньше ухода требуют. Должен народ освободиться.
Об этом спорить не стали. Надо было распределить, кто на другой день что делает. Капралов переписал на лист всех работников и работниц и против каждого имени обозначил: кто пашет, кто на станцию едет, кто трактором управлять учится.
Совсем уже рассвело, когда Джек объявил собрание закрытым.
* * *
Дома Джек не стал много разговаривать с матерью. Сказал Пелагее только, чтоб она с утра ехала пахать пары на общее поле, а Катьке велел пересчитать кур у коммунаров и составить ведомость. Выдал лист бумаги. Пелагея от радости, что сын вернулся, совсем одурела. Забыла ему даже сразу про американские письма сказать. Но Джек сам спросил о письмах и сел к окну их читать.
Пелагея задремала на печке, но потом вдруг проснулась от крика:
— Двести пятьдесят долларов!..
Это Джек кричал.
Пелагея испугалась и спросила шопотом:
— Яш, а Яш, может, тебе воды подать?
Но Яшка ответил:
— Ничего мне не надо.
И опять принялся читать.
Только с каждым письмом становился он все грустнее и грустнее.
Когда читал последнее, то Пелагее показалось даже, что он плачет.
Глава восьмая
ДЖЕК ДЕЛАЕТ ВИЗИТЫ СТАРЫМ ЗНАКОМЫМ
ТАТЬЯНА Кацаурова невесело провела зиму.
С отъездом старшего брата Валентина в Кацауровке жить стало труднее. Особенно тяжело доставались дрова. Раньше в лесу работали братья, а теперь Анатолий отказался ехать один, и вместе с ним пришлось пилить лес поочередно Татьяне и Дуне.
Работа эта была трудная и утомительная. С непривычки от пилы болели руки и спина.
Перед Новым годом Анатолий получил от Валентина письмо, но Татьяне его не показал. Сказал только, что брат приглашает его приехать в Москву на недельку. На билет у Анатолия денег не было, и он уговорил Татьяну продать на сорок рублей сена. Обещал, что из Москвы сейчас же вышлет телеграфом сто рублей, а потом переведет деньги, полученные за адмиральскую рукопись.
Уехал он под Новый год, и с тех пор от него известий не было. Дуня, жена его, часто плакала и уверяла, что в Кацауровку Анатолий никогда не вернется. Татьяна успокаивала ее, как могла, хотя сама понимала, что братья интересоваться усадьбой перестали и вряд ли возвратятся.
Теперь Татьяна совершенно не представляла себе, как поведет хозяйство дальше, без мужчин. Еще с коровами, пожалуй, она и Дуня управились бы. Но пахать землю и сеять хлеб было для них трудно. Единственная надежда оставалась теперь на коммуну, но и эта надежда была очень слаба.
Татьяна знала, что Джек пропал из деревни и за всю зиму не прислал в коммуну ни одного письма. Она знала также, что коммуна получила землю, но с пахотой вышла заминка. Все эти новости сообщал ей Петр Скороходов, который часто заезжал в Кацауровку. В первый раз он приехал еще в декабре, по поручению отца, получить долг. Тогда Анатолий попросил подождать до Нового года. Петр Скороходов приехал в январе и Анатолия уже не застал. Потом начал приезжать чаще, денег уже не требовал, даже сам предлагал в долг. Один раз Татьяна заняла у него десять рублей. Приезжал обыкновенно Петр Скороходов после обеда, привозил с собой вино и конфеты и уговаривал Татьяну и Дуню пить. Оставался он долго, до самого вечера, и Татьяна не знала, зачем он ездит и о чем с ним разговаривать.
В феврале месяце Петр прикатил вместе с отцом, и старик Скороходов довольно прозрачно намекнул Татьяне, что Петр решил на ней жениться. Татьяна сообразила, что свадьба эта, предлог для того, чтобы завладеть флигелем. Да и Скороходовы этого не скрывали. Вдруг ни с того, ни с сего оба полезли на чердак — посмотреть, хороши ли стропила.
Татьяна страшно возмутилась. Когда старик слез с чердака, весь в паутине, Татьяна решительно заявила ему, что замуж за Петра ни в коем случае не пойдет. Тогда Павел Павлович Скороходов закричал:
— Ну, коли так, то тебя Петр, как помещицу, отсюда в поле выгонит. А поля твои чижовским мужикам отдаст. Ты сперва подумай над этим, а потом отказывайся.
— Фактически так, — поддакнул Петр. — Как теперь адмирал умер, а братья смылись, действительно потеснить придется.
Татьяна поняла, что ее дело плохо, и промолчала. Вечером, когда Скороходовы уехали, она написала братьям длинное письмо. Просила у них совета, как быть. Письмо она отправила срочной почтой, но никакого ответа не получила.
Прошло еще немного времени, и вот Петр Скороходов приехал в Кацауровку на отцовской тележке и в новом картузе. Он привез Татьяне белой материи на платье и две катушки ниток. Дуне привез носовых платков и гребенку. Передавая подарки, он заявил, что свадьба должна состояться на Красной Горке. Никаких возражений он не предвидел.
Татьяна отложила материю в сторону, даже не взглянув на нее, и вдруг заявила, что еще осенью она вошла в коммуну и ей надо посоветоваться с ребятами, как теперь быть. Этого Петр Скороходов не предвидел и даже растерялся. Но скоро он нашел выход из положения.
— Ты это дело, Таня, брось, — сказал он отечески. — Никакой коммуны быть не может, одни глупости это. Яшка на них плюнул и в городе крутится. Пиши сейчас заявление, что из членов уходишь, а я его Капралову свезу. Так лучше будет.
И стал рассказывать Татьяне о том, что он уже побывал в городе и там ему пообещали передать Кацауровку в распоряжение Вика. Значит, если он захочет, завтра же может прислать чижовских мужиков запахивать кацауровские поля.
Татьяна поняла, что на помощь ей теперь рассчитывать неоткуда. Слезы тихо бежали по ее лицу, и она машинально начала рассматривать белую материю.
А Петр стучал каблуками по комнате и говорил:
— Тут и на оборки хватит. Четыре метра с половиной привез. Только кроить не дам, пока заявление не подпишешь…
* * *
Джек в этот день с утра начал учить ребят работать на тракторе. Ученье происходило на улице в Починках: ездили взад и вперед. Капралов очень скоро усвоил всю премудрость, но Маршеву и Николке, которые никаких машин, кроме телег, не видали, приходилось трудно.
